Дарья ТОКАРЕВА — 30.03.2010

Уже не раз в столичной подземке гремели взрывы. Но в час пик все равно в вагонах и на станциях было не пропихнуться. Утро 29 марта, когда с разницей в сорок минут на одной и той же ветке прогремели два взрыва, что-то изменило.

Девять часов вечера. Сокольническая ветка. Мой маршрут проходил от станции “Комсомольская” до “Спортивной”. В обычные будни прорываться в вагон приходилось с боем… Сегодня – несколько грустных человек в вагонах. Пустынные станции. Осиротевший метрополитен. Выходя из метро, я стала свидетелем незатейливого разговора. Молодой человек тащил девушку в подземку:
–    Тебе надо, ты и езжай. Я в метро ни ногой. Мне еще жизнь дорога, – упиралась она.
Позвонила подруга:
–    Слушай, а довези меня до Тверской завтра. А то на метро не хочется…
Даже мама, которая всегда убеждала меня в том, что наземный способ передвижения намного дольше и менее безопасный, чем подземный, попросила меня ездить на машине…
В пресс-службе московского метрополитена мне рассказали, что пассажиропоток снизился незначительно. Все, мол, нормально. Но поездка на метро вечером 29 марта напомнила мне катание в столичной подземке 1-2 января – пустые вагоны и лишь ленивые прохожие на станциях… Психологи и специалисты сейчас в один голос твердят, что тем, кто  после случившегося боится пользоваться этим видом транспорта, надо попить успокоительного, либо записаться на прием к врачу. Но, по моему, нашим правоохранительным органам следует выпить что-нибудь стиммулирующего, чтобы не допускать двух взрывов подряд на одной и той же ветке…

Дарья ТОКАРЕВА

«Мы тоже могли ехать в этом вагоне».

Почтить память погибших в теракте пришли москвичи, которых случай уберег от смерти.

В 9 вечера на станции метро Лубянка деревянный стол завалили живыми цветами. Букеты не помещаются на столе, охапками они лежат прямо на полу. Вокруг горят поминальные свечи. Каждую минуту кто-то подходит и кладет розы и гвоздики к этому своеобразному памятнику погибшим. Милиция “живым коридором” стоит вокруг него, и по этому коридору идут новые и новые люди. Плачут, молятся, зажигают принесенные с собой свечи. Митинг памяти жертв терактов 29 марта собрал москвичей разных поколений, профессий, судеб.

Здесь не было речей и громких фраз. Кого-то немым сделало свое горе, кто-то переживал чужое как свое. Здесь было очень мало тех, кто спешил утром на работу и сел в злополучный поезд и тех, кто потерял друзей и родных. На Лубянку пришли чудом уцелевшие. Они сами всегда ездили этим маршрутом, но в утро понедельника, почему-то пересели на машину или просто проспали…

– Я сегодня утром вез сына в храм Христа Спасителя, – рассказывает Владимир. – Мы приехали из Лобни. Выехали рано и к девяти утра уже подходили к Парку Культуры. Вдруг звонок от родных – не заходите в метро, там взрыв. Я так и сел. Потом пошел к киоску, купил пиво. Не смог не выпить, потому что стало невыносимо страшно. Отвез сына домой и приехал сюда – почтить память тех, кто погиб.

– Я вышла станцией раньше. Уже когда села в маршрутку, чтоб добраться до работы, услышала о взрыве. Стала маме смску писать со скоростью одно слово в пять минут – руки трясутся, – дрожащим голосом рассказывает 23-летняя Ольга. – Когда прочитала в интернете, что в 9 вечера можно приехать на Лубянку почтить память невинных жертв теракта, сразу поехала сюда.

Женщина заламывает руки и прячет раскрасневшееся лицо от камер. Все думают, у нее сегодня погибли близкие. А она просто сочувствующая.

– А меня в это утро племянник в центр повез на автомобиле. Я обычно на подземке добиралась, по сокольнической ветке, но на этот раз решилась с ним по пробкам на машине, – захлебывается слезами она.

– А мы с девушкой проспали, – мнет в руках свечу молодой парень по имени Артур. – А ведь иначе, мы тоже могли ехать в этом вагоне.

Кто потерял близких, близок к обморочному состоянию. Рыдает у горы цветов молодой парень. Девушка сжимает его руку, обнимает и пытается отвести в сторонку.

– У него друг погиб, – тихо шепчет она, – в том вагоне ехал.

– Я сегодня лучшего друга потерял, а подруга сейчас в больнице, – рассказывает москвич Дмитрий. Он приехал сюда одним из первых.

Рядом с ним парочка – парень и девушка с ромашками. У обоих глаза на мокром месте.

– У нас тут однокурсники были во время взрыва, – рассказывает девушка, – Они стояли в центре зала, когда в нескольких метрах детонировало взрывное устройство на шахидке. Потом бросились бежать и успели выбежать, не пострадав. Как они сейчас мы не знаем – их телефон молчит.

Рядом со столом – 40-летняя москвичка Марина с иконкой. Стоит и тихо шепчет молитвы

– В субботу я ехала по арбатско-покровской ветке, там полтора часа поезд стоял в тоннеле, думала теракт, – плачет она, – Оказалось, Бог миловал. Мне очень жаль тех людей, которые оказались сегодня на Лубянке. У нас такой большой город, но мы такие незащищенные в нем, – сжимает она икону в руках. – У меня знакомые ехали в том поезде. Они успели спастись.

– Это была не моя смена, – говорит сотрудница метрополитена. – У нас почему-то по странному стечению обстоятельств, сегодня с утра работали одни мужчины. На их плечи все и легко. Коллега говорит, что только вышел из поезда и началась смена другого машиниста, как грянул взрыв. Станция задымилась, все побежали. Что было дальше, он не помнит – началась давка.

Возле музея им. Маяковского тоже горят свечи. Тут в ворохе цветом тонут на каменных плитах фотографии из подземки. На них – первые секунды после теракта. Искореженные вагоны и судьбы. На белом листе – список погибших. Фамилии, имена погибших, возраст.

– 83, 80, 85, – считывает парень возраст даты рождения…

Большинству тех, чьи жизни оборвались сегодня на станции Лубянка, не было и 40.

Дарья ДОБРИНА, Элина КАЧКЕВА

Зеленая ветка: Динамо-Кантемировская. Поздний вечер.

Евгений САЗОНОВ.

В 22.30 я спустился на станцию Динамо. Ожидал видеть батальоны милиции и на всякий случай переложил паспорт из сумки во внутренний карман – чтобы не делать резких движений при шмоне (а что он будет я не сомневался – знакомые звонили и рассказывали о толпах угрюмых автоматчиков). Но я ошибся. В зале не было ни одного милиционера. И чрезвычайно мало пассажиров. Мало даже для половины одиннадцатого вечера. Словно не понедельник это был, а воскресенье.

Не намного больше людей оказалось и в вагонах подошедшего поезда. Лишь к Павелецкой метро стало напоминать московскую подземку – хотя бы все сидячие места заполнили.

Как всегда кто дремал, кто читал, что разгадывал кроссворд. Странным показалось то, что явно знакомые друг с другом люди предпочитали молчать, уставившись в одну точку. Изредка окидывали подозрительным взглядом вагон и снова замирали в оцепенении. Всем сегодня было особенно неуютно в метрополитене. Всем хотелось как можно скорее его покинуть.

В 23.03 я доехал до своей станции. Без приключений. Вышел на прохладный воздух и с облегчением выдохнул. Большинство их тех, кто выходил со мной тоже с удовольствием выдыхали напряжение. Возможно, они тоже любили приключения. Но только не сегодня. И только не в метро…

Евгений САЗОНОВ

Город принял

Александр ГРИШИН.

Вечером дня терактов пассажиры подземки вели себя совершенно обычно

22-50 – 23-10. Серая линия московского метрополитена. От станции метро «Дмитровская» до конечной, Алтуфьева. Самому интересно – что в столичном метро вечером изменилось по сравнению с утром. Утром, когда ехал на работу, бригады патрульно-постовой службы милиции (ППСМ) стояли на Алтушке, а на Дмитровке встречали вообще с автоматами и собаками с девушкой-кинологом. Не говоря уже о том, что в метро народу было вполовину меньше, а лиц кавказской национальности (как говорят сотрудники милиции – ЛКН) – двух пальцев одной руки на весь вагон хватит, чтобы перечесть.

Вечером акценты совершенно иные. В метро ни души, только одинокий ППС-ник ведет к машине кого-то из заплутавших таджиков. Ни тебе патрулей, ни девушки с кобелем. В метро – такая же картинка. То ли усиление сняли, то ли просто позволили ребятам из милиции отдыхать, поняв, что опять не оплатят очередную переработку.

До моей станции от Дмитровки – несколько станций. Сажусь в середину состава и на каждой станции перехожу в другой вагон, попутно отмечая характерные признаки сегодняшних пассажиров. А их нет. Точно так же примерно 10%-15% накушались в разной степени на работе (после оной), и кто-то из них сейчас спит, а кто доказывает собственную правоту о Люське из соседнего отдела. В вагоне сидят кавказцы, но на них никто не обращает внимания, даже они сами. Одиноко дремлет каперанг на скамейке, возможно, во сне воображая себя «морским дьяволом» из романов Бушкова.

В соседнем вагоне первые признаки межнациональной нестабильности. Красивая брюнетка воздела руки перед лицом на мусульманский манер, и на нее с явной опаской косится еще более красивая шатенка. Глаза шатенки готовы вылезти из подо лба. Ощущение, что она сейчас хлопнет по голове соседку, въявь обозначившую себя ваххабиткой, улетает прочь после первой же фразы шатенки: «Нин, если тебе так плохо, давай, выйдем, подышим». В остальных вагонах все примерно так же обстоит. Только чуть меньше, чем обычно, кавказцев, чуть меньше их приставаний к симпатичным соседкам, чуть спокойней обстановка. И только время от времени ловишь чей-нибудь взгляд, прошивающий вагон насквозь, по диагонали, который без всяких технических средств пытается определить и классифицировать каждого в систему «свой-чужой».

Город принял. На грудь или куда-нибудь еще. Город живет обычной жизнью. Но город не забыл того, что случилось чуть более полусуток назад. И это, пожалуй, одно из немногого, что вселяет хоть какой-то оптимизм.

http://www.vz.ru/society/2010/3/29/387913.html

**